Заголовок:

Интервью Г.Сатарова газете "Время МН": Как писались ежегодные выступления для Бориса Ельцина

Источник:

Время МН, № 917, 18 апреля 2002 г.

Дата:

2002-04-17 (год-месяц-день)

Персона:

[1] Ельцин Борис Николаевич
[2] Сатаров Георгий Александрович

Орган власти:

[3] Помощники и советники президента РФ

Послание президента -

вещь безобидная

Как писались ежегодные выступления для Бориса Ельцина

Актуальное интервью

За два года президентства Путина такое явление, как послание президента Федеральному собранию — собственно говоря, ко всей нации, сильно видоизменилось.

Речь главы государства стала более пространной, но само послание — намного короче, констатирует бывший помощник президента России, руководитель Центра прикладных политических исследований "Индем" Георгий Сатаров.

— Георгий Александрович, вы стояли у истоков такого института, как послание президента России Федеральному собранию. И в "эпоху Ельцина" возглавляли рабочую группу по подготовке документа. Как это начиналось?

— Идея родилась осенью 1993 года, когда завершалась работа над проектом Конституции. Перед тем, как публиковать его для обсуждения перед голосованием. И, насколько я помню, автором идеи был Юрий Михайлович Батурин. Поскольку в Конституции записано такое полномочие президента — определять основные направления внутренней и внешней политики, то, естественно, возникает вопрос: коль ты это определяешь, то как ты обществу об этом говоришь? Нужен некий документ. Решили воспользоваться практикой США, где тоже президентская республика и где президент свою программу объявляет конгрессу в виде послания. Фактически в последний момент в Конституцию такое положение включили. Но это безобидная вещь, по-моему, и не очень большое преступление. Потом уже, в ноябре, мы обсуждали, как это должно выглядеть.

Первая идея по структуре послания, которая была реализована, тоже принадлежит Батурину. В Конституции записано: у нас демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. И первое послание по структуре построено по этой формуле — что у нас с демократией, что с федерацией, что с правом и что следует делать, чтобы реализовать эту формулу Конституции.

Размышляли: а какова форма? В США очень просто: послание — это речь президента перед конгрессом. Но Россия в 1994 году — это не США. Это такое количество проблем, что ни один президент, даже здоровый, не сможет сказать обо всем. Решили, что послание должно состоять из двух частей: собственно послание — это довольно развернутый документ, 60-70 страниц, и речь президента, в которой он представляет это послание. Это, надо сказать, очень сильно запутало и господ депутатов, и господ журналистов. Временами запутывался сам президент. Были моменты, когда он терял ориентацию, что именно он читает, и требовал сократить текст. Ему объясняли: это не речь, это послание. "А, ну тогда давайте...".

— Сегодня часто сравнивают разницу в организационных подходах к созданию этого документа: мол, раньше писала кучка затворников в Волынском, сейчас многочисленные чиновники и эксперты трудятся, не отходя от рабочих мест. А президент сам формулирует задачи и осуществляет промежуточный контроль.

— Не так на самом деле, потому что концепция разрабатывалась задолго до послания — месяца за четыре. То есть сначала это варилось в службе помощников президента с привлечением аналитической части администрации, потом приглашались эксперты, это обсуждалось, и потом уже окончательно все писалось и отправлялось президенту. Он концепцию утверждал. После этого начиналась стадия сбора материалов. Рассылались запросы в ведомства, фракции, исследовательские институты. Приходила куча предложений. Что-то сразу выбрасывали, поскольку это не соответствовало концепции. Что-то оставалось и использовалось. Потом среди помощников распределялись фрагменты — они должны были готовить первоначальные варианты отдельных кусков. Потом это все собиралось — снова в службе помощников, варилось, оформлялся самый предварительный вариант текста. В основном сборкой занималась команда спичрайтеров президента во главе с Людмилой Пихоя. И только на финальной стадии, может быть, не больше чем за месяц, начиналась фаза уединения. Те, кто непосредственно занят подготовкой текста, уединялись — сначала это было не Волынское, а разные дачи на Воробьевых горах. Люди отрешались от всего мирского и работали только над текстом. Потом текст отсылался президенту. Он делал замечания, все дорабатывалось. И этот механизм оставался неизменным на протяжении шести лет.

Мне трудно сравнивать с тем, что происходит сейчас. Я уже не так в эту кухню погружен. Поменялась команда. Поменялась структура самого послания — теперь это не два документа, а один. Как в Америке: та речь, которую произносит президент. — это и есть послание.

— Тем не менее принято считать, что ельцинские послания лишь принимались к сведению. А Путин дает команду, обязательную для исполнения.

— Ровно наоборот. И если говорить о каких-то серьезных сюжетных изменениях, то главное из них — послания стали менее конкретны. В принципе это стиль нынешней администрации — меньше обещать. В тех посланиях прямо приводились списки законопроектов, которые нужно принять. Могли присутствовать конкретные задачи и сроки для правительства.

— Если говорить о непосредственной реализации поставленных в послании задач?

— Бессмысленно сравнивать: Ельцин рисковал давать конкретные задания и обещания — и их не выполнять. А Путин этой ошибки старается избегать. То есть намечает векторы, но не отмечает рубежи.

— Абсолютная закрытость содержания президентского послания: тут, кажется, сравнения вполне уместны. Вы, помнится, заранее знакомили журналистов с его основными тезисами. Что это — пиаровский ход для подогрева общественного интереса?

— Да нет, я думаю, это отражение общей тенденции. Стиль такой — сейчас в принципе политика более закрытая. Раньше информировали не только прессу, на последних этапах просили приехать депутатов разных фракций, давали читать послание, слушали их замечания. То есть немножко по-другому все выглядело.

Я думаю, что эта закрытость — скорее следствие торговли внутри путинской команды, среди разных ее фрагментов за то, что туда должно войти. То есть и мы спорили, безусловно. Но, грубо говоря, технология была такая: есть узкий круг лиц, которому президент доверяет решение задачи, и они за все отвечают. Мог на последней стадии приехать Черномырдин или Чубайс и спорить по поводу конкретных цифр: какой процент должен быть — 2,5 или 2,7. То есть они с Лившицем запираются и препираются, но по концепции никто спорить не будет: президент ее утвердил. Сейчас, насколько я представляю, это выглядит несколько по-другому.

Беседовала Анастасия Корня